Вчерашнее решение о популяризации российской истории внутри страны и за рубежом возвращает нас к дискуссии о едином учебнике истории. Какой вариант будем популяризировать?
Написание единого учебника истории — вовсе не российское изобретение. Уже несколько лет призрак единого учебника бродит по Европе, а французы и немцы ухитрились даже написать его на двух языках. Не представляю, как им это удалось.
У нас, как обычно, делу придается политическое звучание. «Ни один учебник истории, кстати, до сих пор не описывал события, связанные с тотальным выселением народов как преступление, — напоминает Никита Петров, доктор философии, заместитель председателя Совета научно-информационного и просветительского центра «Мемориал». — Это преступление власти против населения собственной страны. Потому что это антиконституционно, это покушение на равноправие народов, которое было закреплено в Конституции 1936 года, и иначе как преступлением это нельзя в учебнике истории называть. Поэтому все эти игры в то, что «а вот есть данные, что вот где-то кто-то». Мы прекрасно понимаем, о чем идет речь. Речь идет о тотальном выселении народа от мала до велика: от грудных детей до глубоких стариков. И иначе как в категории преступления такая акция не может быть описана ни в каком учебнике истории, если он претендует на право называться правдивым».
Давно известно: наши либералы считают, что в школах должна преподаваться история сталинских репрессий, а не история государства. Вообще, Россия стала единственной страной, которая в 1956 году гордо предъявила миру свое грязное белье, и с тех пор именно такой саморазоблачающий подход считается у нас нормой. Однако в других странах все иначе.
В книге Марка Ферро Как рассказывают историю детям в разных странах мира скрупулезно исследован этот вопрос. Разумеется, везде — и в Европе, и в Африке, и в Азии, и в Америке в детях пытаются воспитать гордость за державу, а вовсе не стыд. Опуская факты или давая им иную трактовку, подчеркивая положительные стороны национальных героев, а не их пороки. Разумеется, в университетах, где предмет изучается глубоко, все стает на свои места. Да и в библиотеках или интернете пытливые умы всегда могут отыскать труды великих ученых.
Кинорежиссер Владимир Меньшов предлагает поучиться у европейцев, которых нам всегда предлагают как образец достоинства и чести: «Немца, например, вы на разговор о войне не вытащите, там почти у каждого в шкафу припрятан скелет дедушки, воевавшего на Восточном фронте. А попробуйте затронуть позорное поведение французов во время Второй мировой. Насколько я знаю, там были режиссёры, которые пытались сделать кино о коллаборационизме, за что подвергались жесточайшему остракизму. Во Франции принято говорить лишь о Сопротивлении, которое даже де Голль признавал всего лишь удачным пропагандистским мифом. Немцы, во всяком случае, поразились, увидев на подписании капитуляции французов в качестве победителей… Попробуйте побеседовать с англичанами о том, как они подло тянули с открытием второго фронта, ждали, пока мы с немцами измотаем друг друга. Попытайтесь поговорить с румынами и венграми, которые воевали на стороне фашистов, с чехами, которые делали на своих заводах два из трёх танков немецкой армии… Все они умело замалчивают постыдные страницы своей истории и никому не позволят поднимать эти темы».
Немецкие учебники, осуждая нацизм и его преступления, тем не менее, указывают число пропавших в конце войны беженцев и погибших горожан во время бомбардировок немецких населенных пунктов американской и английской авиацией. Американским школьникам не рассказывают о геноциде индейцев и не показывают фотографий разрушенной Хиросимы. Итальянские учителя внушают детям, что именно в Италии, как в никакой другой стране, евреи во время войны чувствовали себя особенно защищенными.
Нужно признать: история любой страны, которая преподается в школах, — это прежде всего пропаганда и воспитание в подрастающем поколении любви к родине. И ничего страшного в этом нет.
Есть и еще одно соображение. Разнообразие учебников вовсе не предполагает разнообразие взглядов, ведь школьник в итоге все равно будет заниматься по какому-то одному учебнику, а не по десяти. То есть, речь идет все же об одном учебном пособии. Но только о таком, которое нравится обществу «Мемориал».
Journal information